Литературный секонд-хенд

Я вам обещал, что просмотрю литературные работы лауреата многих литературных национальных премий Алексея Варламова и прокомментирую их в открытом доступе.

Итак, сборник повестей «Повесть сердца».

«Дом в деревне» – изложение почти бессобытийное, почти бессюжетное, отсутствие малейшей мудрости. Текст тягучий, монотонный. В нем нет ни йоты «национального характера». Банальная обыденность. Структура книги делится на два мира: мир городского жителя, ищущего покой, и мир русского духа в деревенской глуши. Автор не замечает тем социального пласта. Постоянно ощущается вторичность. Варламовский герой – Тюков – банально загадочен. Вторичность прослеживается в образе его жены – известная жертвенность, всепрощение: все это уже было в национальной словесности. Современного человека волнуют совершенно другие проблемы: изменения русской души, характера, миропонимания. Ответа на эти вопросы автор не даёт, не посвящает им ни строчки. Зарисовки человеческих судеб, удел русской деревни в эпоху глобализации, цифровизация, разрыв человеческих связей – автор не возвышается до той пронзительной высоты духа, что была у классиков национальной словесности прошлого. Варламов избрал путь банального, скупого документального повествования, избегая изображений колоритных деревенских характеров, сложных жизненных ситуаций. В произведениях Варламова не найдёшь философской глубины осмысления национального бытия, которое учитывает важность народной темы для русской столетней литературной традиции.

«Борьба антибиотиков с вирусами» – так начинается одна из глав в повести. И это знаменательно для всей писанины автора – великолепная заявка и ничтожное исполнение. К сведению автора: против вирусов используются антивирусные препараты, а не антибиотики. Да и человек состоит из миллиарда вирусов. Ректор института, доктор наук, профессор понятия не имеет, что человек – это изделие из микробиома, это десятки триллионов микроорганизмов, как и все на нашей планете – вода, воздух, земля, прочее – и во всей вселенной. Я сожалею, что десятки, а то и сотни молодых людей посвятили себя учебе в этом институте, которым руководит тип с низким сознанием и хам. Сам автор делит свою писанину на автобиографическую и вымышленную. Истинные художники слова и мысли этого сочетания избегают.

Следующая повесть «Ева и Мясоедов. Семейное предание». Запомнилась лишь бабушка с редким отчеством – Мария Анемподистовна, а больше никто. Описана целая эпоха в четыре поколения. Отдельные эпизоды, заслуживающие внимания и мастерства художника слова и мысли, не раскрыты, важные сюжеты не развиты, завершаются примитивно, оставляя читателя в недоумении. Каждый, взявший в руки повесть, будет оглушён потоком имён и безымянных лиц. Сам автор называет повесть «пестрым повествованием», но случайные персонажи ничем не пестрят, нет ни узора, ни мозаики. Желание автора вместить историю в одно предложение приводит к тому, что оно, начавшись, не заканчивается, из него невозможно выпутаться. Создаётся хаос повествования случайного, бесталанного сочинителя. Стиль автора словно уже много раз где-то встречался у других пишущих.

В повести «Рождение» Варламов описывает происходящее в утробе женщины и даже чувства новорожденного, и все в мрачной гамме. То, что в стране медицина не на высшем уровне, каждому известно, но ее описание автором ещё безотрадней и страшней. Вначале у роженицы обнаруживают всевозможные патологии и укладывают ее на сохранение в мерзкую казенную больницу. Потом, когда начались преждевременные роды, ее переводят в другое медицинское учреждение из-за опасности и безысходности, что не смогут помочь. Цитата из книги: «Преждевременные роды, гипоксия плода, гипотрофия, фетоплацентарная недостаточность, поперечное предлежание плода, двукратное обвитие пуповины. Срок – тридцать - тридцать одна неделя. Первородящая, тридцать пять». Что за письменный бред? Набор устрашающих диагнозов! Затем, больного ребёнка в больнице еще и заразили гепатитом. Мальчик после стольких медицинских нелепостей – выжил. Я бы законодательно запретил господину Варламову заниматься художественным письмом. Вряд ли мужчина-автор способен выразить и передать все переливы чувств беременной женщины. Даже Лев Толстой, великолепный знаток женской чувственности, никогда бы не взялся за описание таинств беременности. Я прилагал усилия, чтобы читать эту писанину. Постоянно ощущаешь, что сталкиваешься не с реализмом, не с гиперреализмом, не с мистикой, а с чем-то совершенно непонятным, не имеющим определения, вздорным школьником, решившим оглушить учителя литературы.

Невозможно воспринимать повести Варламова как глубокое исследование сложностей национального характера, оказавшегося на перепутье усложняющего мира. Один из «заинтересованных симпатизантов» автора вдруг заявляет: «Алексей Варламов стал классиком уже при жизни». Соглашусь – «классиком школьного сочинительства». Поскольку «классик» – не чин и не звание, при вознесении в этот ранг исключает случайность, заинтересованность, интерес заявителя. Но в случае с Варламовым все эти три фактора сошлись.

Варламовские тексты – это историческое и современное литературное ничтожество. И на этом фоне беллетристики секонд-хенда вдруг фестиваль премий и почетов. Г-н Варламов, если вы всем сердцем желаете принадлежать к культуре письма, наконец, признайтесь: вы в этой среде художников слова совершенно чужой человек.

Ваша писанина и ваше лауреатство возмутили и оскорбили меня.

P.S. Решения членов литературных жюри о присвоении вам литературных премий оставляю без комментариев. Они излишни. Это просто позор.