Александр Потемкин «Прозрения одиночества»

В «Литературной газете» (№ 46 (6761) (18-11-2020) опубликована рецензия профессора, доктора философских наук Н. М. Смирновой на новое сочинение Александра Потёмкина «Прозрения одиночества»

https://lgz.ru/article/-46-6761-18-11-2020/prozreniya-odinochestva/

Новая книга известного писателя Александра Потемкина – это философский роман эпохи, облеченный в литературную форму интеллектуально-художественной прозы. Ее содержание обращает нас к животрепещущим проблемам, вездесущим ковидом выведенным на свет божий. Мы прозреваем их сквозь хитросплетения судьбы главного героя – Дмитрия Мышкина, «маленького человека» современной России, состраданием к которым в веках прославилась великая русская литература. В этом Богом оставленном юноше, в сиротском одиночестве прозревающем социальные травмы своего времени, сплелись и простодушная открытость князя Л.Н. Мышкина, и нравственная прозорливость Ивана Карамазова, и социальное неистовство Родиона Раскольникова. И в этом хитросплетенье черт персонажа эссе с героями Ф.М. Достоевского – залог жизни и крепости гуманистических традиций нашей великой литературы.

«Униженные и оскорбленные» в романах А. Потемкина вызывают в не очерствелой душе глубокое сострадание. Они – слепок всечеловеческих страданий своего времени. Дмитрий Мышкин – почти юродивый, а значит – чувствилище Бога, и вмещает в истерзанную душу свою страдания всего рода человеческого. Его не ставят в грош ни в приволжском детдоме, куда забросила жестокая судьбина, продав за 500 целковых старику-инвалиду как ненужную рухлядь, ни в московском приюте-ночлежке, где герой добросовестно трудится за право пристанища. Личность Д. Мышкина сложна и многогранна: он и трудоголик, и меланхолик, и неистовый мечтатель-прожектер. И это не шизофренически расколотая, но «многосамостная» личность», которой тесно в рамках одного лишь целостного «Я».

Средь людей герою трудно. Но автор наделил его отчаянной силой сопротивляться жестокой судьбине, то и дело вознося его из убогой чахлой лодчонки на пустынном волжском берегу в густонаселенный идеальный мир литературы и философии. Питать свой разум высшими образцами культуры – вот подлинное наслаждение лучших героев А. Потемкина. Одинокий средь людей, Дмитрий Мышкин обретает закадычных друзей в идеальном мире в обществе Канта и Гегеля, Л.Н. Толстого и Ф.М. Достоевского. Собеседуя с ним, «друзья по культуре» споспешествуют ему в делах душевных: превозмочь боль и страдание одинокой мятежной души. Обретение высшего счастья в мире горнем (идеальном) – лейтмотив мною любимых героев Александра Потемкина: от изнеженного жизнью французского аристократа Андрэ Иверова до российского социального отшельника Дмитрия Мышкина.

Но отвлечемся от душевных травм Д. Мышкина и обратимся к социальным проблемам, высвеченным Александром Потемкиным в хитросплетениях судьбы его героя. Главная из них сквозит в самом названии: одиночество человека в современном мире. Что ж в этом нового? Социальное разобщение – неизбежный спутник размывания вековых общинных скреп народной жизни. Индустриальное общество щедро оплачено социально-психологическим переживанием подрыва вековых устоев, родовых корней. Человек индустриальной цивилизации не укоренен в бытии, он – перекати-поле на пиру жизни, лишенный привычной поддержки старорусской общины или германской марки. Цивилизационные жернова индустриального общества десятилетиями перемалывали болезненное чувство социальной бездомности, трансформировав его в либеральные ценности личной свободы.

Но постиндустриальная современность внесла свои коррективы в ощущение социальной ценности индивидуального. По свидетельству английского социолога (польского происхождения) З. Баумана, ныне мы вошли в социальное пространство, которое культура в прошлом не считала пригодным для жизни. Оно отмечено не кризисом тех или иных конкретных форм социальной организации, но деградацией социальности как таковой, размыванием, эрозией любых форм социальных связей. Всепоглощающее экономическое, точнее финансовое, начало решительно подмяло под себя социальное – оно отступило «в тень» под неистовым натиском своекорыстного меркантильного интереса.

Победе финансового начала над социальным сопутствует ощущение непрозрачности социальных процессов, ранее казавшихся вполне предсказуемыми. Легкость ухода от социальных обязательств, «побег и ускользание» пришли на смену ранее довлеющим формам социального господства, породив философскую метафору «ускользания бытия».

Невесть откуда пришедшая пандемия обнажила социальный нерв проблемы деградации социального. Социальная дистанция, ковидный маска-рад, наконец, повсеместная виртуализация социальных коммуникаций (дистанционный формат) до предела обострили проблему личностного одиночества, придав ему глубинно-сущностный, экзистенциальный характер социального изгойничества. Изгой – не только герой Александра Потемкина А. Иверов («Изгой», 2003), изгои – это и мы с вами, персонажи постмодернистистской эпистемы «конца человека».

Проблема экзистенциального одиночества человека современного общества острым художественным чутьем предвидена А. Потемкиным задолго до наступления пандемии. И его герой находит ответ на горькое чувство социальной неприкаянности в насущной потребности в эмпатии – вчуствовании (вживании) в чужие сознания и души. Потребность в эмпатии лежит в основе человеческого общения – связующей нити человеческих душ. А в вынужденной разобщенности она побуждает страдать и томиться одинокую душу, лишенную душевного пристанища в лице Другого.

Но работа эмпатии требует напряжения воли и социального воображения. Сподвигнутый автором, наш герой без оглядки бросается в разновеликие бездны человеческих душ, открывая нам, читателям, потаенные глубины человеческой подлости. Ибо, движимый потребностью осчастливить людей, Дмитрий Мышкин тяготеет к эмпатической близости с нравственно-ущербными «сильными мира сего» – в надежде увлечь их своими про(ж)ектами.

Удивительна палитра сознаний узнаваемых публичных политиков, обнаженная скальпелем утонченного психолога Александра Потемкина! Калейдоскопически разные в индивидуальных извивах восхождения к власти и озадаченные стряпанием лишь своих личных делишек у кормушки власти, они едины в главном: всепобеждающем своекорыстии эгоистического интереса. Нравственно чуткий к уродливым гримасам своего времени и безжалостно смелый в «срывании всех и всяческих масок», Потемкин жесткой кистью художника слова запечатлел портретные черты российской политической элиты, одержимой всепобеждающей страстью к непомерной власти и стяжательству.

Вот вполне узнаваемый Мудрин, преисполненный высокомерного презрения к не преуспевшим на ниве при(х)ватизации народного добра. Ложно уверенный в собственном величии, он не удостаивает вниманием деловые предложения социально значимых проектов. А вот и (не менее узнаваемая) прихотливо-своенравная Польская, озабоченная лишь ростом собственного статуса и благополучия. Отвратительные типажи российской публичной политики в саркастически-гротескном изображении Потемкина предстают пред читательским взором из-под пера того, кто знал их чиновничий мир отнюдь не понаслышке.

Неожиданный финал романа представляет собой символическое искривление реалистической эпистемы текста – таков неомифологический извод его эссеистики. Развязка многозначительна своей фантазийной гротескностью: герой без сожаления покидает людской человейник, добровольно расчеловечиваясь в простой микробиом. Прочь от людей! Туда, где нет подлости и стяжательства, предательства и чванливого глумления над униженными и оскорбленными. Но, мечтая трансформироваться в мельчайшую субстанцию жизни, Дмитрий Мышкин надеется взять с собой в новый мир весь свой недюжинный запас знаний, горький опыт личных переживаний и надежд на лучшую долю в мире без границ. И в описаниях грез героя о телесных перевоплощениях автор выводит нас на важнейшую проблему философского статуса телесности. Обрети мы иную телесную организацию, смогли бы мы сохранить привычные формы презентации в культуре? Вопрос не праздный. Современный постгуманизм озадачился заменой человеческих органов на искусственные во имя обретения грядущего личного бессмертия. Но наше знание, обусловленное диапазоном чувственности, равно как и психические переживания, жестко замкнуты на формы нашей телесной организации, сформированные процессом генно-культурной ко-эволюции. А потому постчеловек – это не человек в собственном смысле слова, но лишь человекоподобный биоробот. Потемкин тонким чутьем художника уловил культурную тревогу нашего времени, исходящую от поступи постгуманизма, озвучив ее превращенную форму устами своего героя.

Мне жаль, что Дмитрий Мышкин уходит от нас, людей, в мир микробиологических основ жизни. Ибо если есть среди нас подобные ему чистые и бескорыстные души, в нем все еще стоит жить. И есть надежда изменить эту жизнь к лучшему. Но, быть может, преображенный Дмитрий Мышкин уже вернулся к нам в виде смертельного вируса, дабы спросить с нас за все, сотворенное с нашей планетой? Местоблюститель одиночества стал беспощадным судией всея и всех. Это грозное предостережение дарит нам философско-публицистическое эссе Александра Потемкина «Прозрения одиночества». Таков провидческий пафос его интеллектуальной прозы.

Профессор, доктор философских наук Наталия М. Смирнова

Книгу вы можете заказать на сайте www.apotemkin.com или приобрести в книжных магазинах