Психология русской игры: роман Достоевского и повесть Потёмкина

Когда я приступал к чтению книг прозаика Александра Потёмкина, то настраивался на чисто литературное чтение. Но в процессе погружения в творческий мир писателя я все больше убеждался, что передо мной не просто литературные произведения, романы и повести (при всей их художественной самодостаточности), но целое мировоззрение, некая философская система, о которой было бы интересно поговорить отдельно. Особенно остро это ощущение у меня проявилось при чтении его повести «Игрок», которая, осознаёт ли это автор или нет, входит в контекст мировой литературы (художественной, философской и научной) о природе игры. Проблемы, поднятые в «Игроке» имеет смысл изучать научно.

Достоевский в свое время писал об игре как об аддикции в её классическом проявлении. Психиатры и психотерапевты всего мира изучают развитие этой болезни по Достоевскому, на себе испытавшем все прелести развития игровой зависимости. Зависимость побеждает человека, и он постепенно деградирует, утрачивая способность к высшим чувствам, к любви, труду, духовным исканиям. Вспомним, какие метаморфозы происходят с героем Достоевского, который начинал играть по мотивам любви, но в конце повествования способность любить утрачивает и всё больше превращается в банального лудомана. Причем не только он один – наркотическую зависимость от игры приобретают и другие персонажи романа.

Но главный герой повести Потёмкина авантюрист Юрий Алтынов отнюдь не является лудоманом. Конечно, он обожает острые ощущения и в какой-то степени зависит от них, о чём говорят его собственные признания: »Я не свободен! Я раб! Я – вассал! Я – узник игровой страсти! Я – вампир азарта!». Но эти слова, скорее всего некое кокетство перед своей невестой, которую он соблазняет перспективой стать его женой на сто дней.

Более правдив он, когда называет себя «магом» и «чародеем манипуляций». Герой Достоевского в финале романа только мечтает о хладнокровии и говорит о необходимости выдерживать характер, чему еще предстоит научиться, но Алтынов у Потёмкина уже умеет это и безусловно является магистром азартных игр. Он принимает решения с огромной быстротой в полном соответствии с законами информационного общества, в котором живёт. Игры, в которые приходится играть Алтынову на несколько порядков сложнее игры в рулетку, причем правила для этих игр придумывает сам герой, в отличии от чужих игр, играть в которые обречены герои Достоевского. Потёмкин сам сжимает время жизни героя, помещая его в скоростной поезд и сокращая длительность действий до одного дня. У Достоевского, как мы помним, время весьма динамического романа растянуто на несколько месяцев. Герой Потёмкина в процессе игры получает возможность ощутить себя иным, нежели он на сегодняшний момент является.

Следует подчеркнуть, что оба автора глубоко знают тот предмет, который изображают. Достоевский сам много лет проходил через ад рулетки, пока в конце концов не вырвался из удушающих объятий аддикции. Потёмкин в силу своего профессионального опыта великолепно знает все виды афёр, которые существовали в стране и даже виды карточных игр и фокусов. Если ему для художественных целей приходится описывать мир бизнеса и богатства, то он никогда не любуется им и не прокалывается на деталях, что на каждом шагу происходит с начинающими авторами, ради попадания в мейнстрим к месту и не к месту упоминающими названия марок модных товаров, машин, фирм и брендов. Но помимо этого, Потёмкин – настоящий социальный психолог, глубокий и тонкий исследователь граней и полюсов русского характера, чего не поняли его многочисленные литературные критики. Он показывает, что произошло с этим характером за последние десятилетия, используя при этом сатиру, гротеск, гиперболу и прочие художественные методы и приёмы. Ему удалось заглянуть в «черный ящик» современной русской психики и облечь увиденное в яркие образы. Удивительно, что мимо такого богатого материала прошли многие мои коллеги, психологи и психотерапевты, не говоря о психиатрах.

В центре внимания писателя, с одной стороны, высшая политическая элита, включая политиков и крупный бизнес, а с другой стороны русский авантюрист Алтынов и его стихийно образовавшимися помощниками. Отношение писателя к российской элите, при том, что среди наших политиков и представителей крупного бизнеса есть весьма достойные люди – в целом очень критическое. Когда Потёмкин говорит об отмене человека, то прежде всего показывает в своих текстах, как он отменяется на самом верху. Как экс-начальник департамента крупнейших налогоплательщиков налогового ведомства РФ, он хорошо знает изнанку этого класса и мог бы писать о самых разных фантастических махинациях нашей бизнес-элиты очерки с конкретными документами, что было бы не менее интересно читать. Но художественные формы, избранные писателем, помогают включить воображение и увидеть деградацию человеческого духа в его финальной стадии. Они же позволяют насладиться возмездием, которое рано или поздно настигает наиболее одиозных представителей подобной элиты. Орудием подобного возмездия становятся у писателя такие трикстеры, как Алтынов. Им можно всё, как юродивым у Пушкина: ведь царь ничего не может сделать с Николкой, назвавшим его царем Иродом. Алтынов – это своего рода Юрий Деточкин нашего времени, расправляющийся именно с богатыми жуликами с помощью увлекательного квеста, быстро придуманного и реализованного прямо на ходу скоростного поезда. Важно отметить, что Алтынов наказывает через свои афёры не бедных, но именно богатых, потому, что за редким исключением «все современные крупные состояния нажиты нечестным путём».

Кстати, народная традиция не видит в такой «экспроприации экспроприаторов» чего-то предосудительного. Не только потому, что представители российской элиты жулики, но и потому, что само богатство в русской традиции рассматривалось как нечто противоестественное, как правило безнравственное и по большому счёту эфемерное: «от трудов праведных не наживёшь палат каменных». Кстати, оба героя двух писателей, похоже, солидарны друг с другом в своём критическом отношении к западным способам приобретения богатства для русского человека. Герой Достоевского, оправдывая свою страсть к рулетке, отстаивает в споре с другими персонажами романа идею аморальности методичного накопления капитала, присущего европейцам, особенно протестантам. Алтынов тоже не рвется заниматься рутинными видами бизнеса, предпочитая авантюры.

Что касается его мотивация, то она, конечно, не сводится к благородным желаниям возмездия. Он во многом жулик сам и делает свои квесты, чтобы поправить своё финансовое положение и одновременно получить удовольствие от игры. Но при этом он жулик с идеологией, поскольку придерживается четких правил, суть которых в том, что нельзя обманывать бедных. Это дает ему дополнительную уверенность в правоте своих весёлых начинаний. Как отметил С. Антоненко, наш герой не чужд и некоторой рефлексии, иногда поднимающейся к религиозным вопросам: «Я играю на поле Бога, на площадках дьявола». Сам характер его религиозности порой выглядит почти манихейским: «Дьявол дарит мне невероятные сюжеты приключений, а Бог помогает выходить сухим из воды».

Но в принципе Алтынов серьёзно отличается от самоуглублённых героев Достоевского ярко выраженной экстравертностью, роднящей его с другим авантюристом отечественной литературы Великим Комбинатором. Он может по ходу отпустить какую-то мысль с претензией на философию, но по большому счёту, ему некогда философствовать, он активнейший деятель, игрок, манипулятор, режиссёр жизненного спектакля. Сама повесть – это экшен, в каждом абзаце которого что-то происходит.

Странно, что мастера киноиндустрии прошли мимо этой яркой повести.

Что является двигателем игровой активности Алтынова? Автор «Игрока» утверждает, что на этот вопрос есть единственный ответ: герой «считал себя сверхчеловеком, счастливцем и всемогущей личностью». Он склонен постоянно себе доказывать собственное превосходство над людьми и по его собственному признанию «момент покорения чужой воли – вот, пожалуй, моя высшая радость, пик моего блаженства». Он вовлекает в свои игры других людей, используя их усталость от жизни и эксплуатируя их стремление «выпрыгнуть, унестись, показать пятки этой российской действительности». Ради этого он готов был проявлять усилия и постоянно держать себя в руках: как пишет автор, «внутренняя строгая, буквально монастырская самодисциплина была одной из главных составляющих его успеха».

Герой Достоевского, домашний учитель Алексей Иванович втягивается в игру четко по определенной классификации – вначале он немного выигрывает, затем идёт несколько проигрышей, затем ослепительный выигрыш, который в течение нескольких месяцев бездарно просаживается. Затем наступает внутренний кризис, в процессе которого игрок понимает, что душевно «одеревенел» и уже неспособен любить, даже когда узнаёт, что предмет его страсти Полина, несмотря на своё демонстративно холодное поведение, все же любит его. Но иного выхода для себя, кроме перспективы играть дальше, герой не видит. Стадию зависимости от игры Алтынов проходит не как жертва, а как победитель – с упоением и хладнокровием, в то время как герой Достоевского пока только мечтает о том, что нужно выдержать характер.

У Алтынова (хотя его жизненная история и становление личности остается за скобками повествования) характер игрока в новую русскую рулетку уже выработан. Если герой Достоевского играет в игру, которую придумали другие люди и в которую очень трудно победить (сумма цифр любой рулетки известное всем пугающее число 666), то Алтынов сам создает игру со своими правилами и потому побеждает. Его финальное поражение – досадная потеря денег – выглядит в этом контексте как случайность, которая не сломила его дух. Он гораздо более устойчив к самым разным переживаниям, нежели домашний учитель XIX века. и сохраняет чувство эйфории и ощущение победителя на всех стадиях своей игры, тем более, что она длится очень короткое время. Он не знает кризисов даже в случае проигрыша, и в этом смысле выглядит снова более уверенным в себе, чем Остап Бендер, который во второй книге, до нитки обобранный румынскими пограничниками, произносит слова отречения от игры: «Пора переквалифицироваться в управдомы». От Алтынова таких признаний читатель явно не дождётся.

Очевидно, что перед нами два совершенно разных игрока, играющих в разные игры. Достоевский показал человека с аддиктивным сознанием, зависимого от азартной игры, а Потёмкин – авантюриста и своего рода магистра манипулятивной игры с сохранной устойчивой личностью. Понятно, что у Алтынова есть серьёзные проблемы с совестью, но серьёзное возмездие пока не наступило. Ведь изымая деньги у богачей, он едва ли будет раздавать их бедным, а кутить и наслаждаться наш герой любит всеми силами своей авантюрной души!

Интересно отношение авторов к нравственной стороне своей истории. Достоевский, в отличие от Толстого никогда прямых оценок этической стороне поведения героев не дававший, относится к игровой страсти школьного учителя крайне отрицательно, ведь это его личная история и бездна, из которой он с огромным трудом выбрался. А Потёмкин? На первый взгляд, может показаться, что он относится к этической стороне русской рулетки куда более отстранённо, а иногда даже любуется русским азартом в первозданном виде. С другой стороны, характеризуя игру, затеянную Алтыновым, писатель не один раз устами других героев характеризуют ее как дьяволиаду. Да и сам он характеризует «магистра игры» нелестно: «Непрерывные сделки с совестью он воспринимал как игру фантазий, как дань бессовестной реальности». Финал повести расставил все точки над «и»: автор все-таки не позволил герою безнаказанно уйти с присвоенной себе суммой чужих денег и лишил своего героя богатства. Возможно, что этот, на первый взгляд, неправдоподобный финал оказался неожиданным для самого автора, но в русском сознании зло не может остаться без наказания. Глубинные этические правила и законы неотменяемы. Всё это говорит о глубинном религиозном содержании творчества писателя, даже если он не хочет это фиксировать.

Если же посмотреть на эволюцию потёмкинского отношения к проблеме зла в России и мире, то можно увидеть, что с годами его взгляд становится все более критичным и непримиримым. Цветы зла, выглядевшие безобидными растениями на русской клумбе, за десять лет дали свои ядовитые плоды. Потёмкин ощущает их яд настолько остро, что говорит об угрозе отмены человека. В каждой новой повести он вновь и вновь возвращается к этой теме, что даёт возможность назвать его не только сатириком и психологом, но и ярким моралистом. В наш век постмодерна морализм стал почти ругательством или синонимом художественной скуки, хотя Ахматова не побоялась назвать Пушкина «великим моралистом».

Изображая олигархов и российскую элиту, Потёмкин выносит приговор их склонности к разнообразным играм, от которых страдает народ, страна и глубинная человеческая природа. Все мы помним известное изречение о том, что история повторяется дважды: «один раз в виде трагедии, другой раз в виде фарса». Сегодня время торжества фарса во всех его мыслимых и немыслимых разновидностях.

К. Кокшенёва справедливо говорит о том, что «игра – большая тема мировой культуры», что «игра учит побеждать, если ведется ради чести и славы» и что «с помощью игры можно и разоблачать пороки человечества» (см. статью «Игра и игроки»). Но хочется развить и дополнить эту мысль. Ведь есть игра и игра. Одна сплачивает людей, как хорошая пьеса, превращающая актёров и зрителей в единое пространство, другая разъединяет их. Сегодняшняя «шоу-кратия» (С. Кургинян) – это власть всепоглощающей игры постмодерна, всё на свете превращающей либо в деньги, либо в абсурд. Политики и олигархи управляют народом не только с помощью денег и силы, но и с помощью разнообразных игр, называемых информационными технологиями. Они обманывают людей благодаря их легковерию — качеству, открывающему врата для обмана и нечестных манипулятивных игр. Причем нередко сами представители элиты тоже подпадают под действие манипуляции, что блестяще показал в своей повести Потёмкин. Для того, чтобы освободиться от власти разрушительной мировой Игры, правила которой придуманы другими, человек должен прозреть и перестать быть как игроком, так и добровольным потребителем вредных и пустых игр. Он должен перестать ориентироваться на «зрелища» и помнить, что не хлебом единым жив человек. Он должен, наконец, стать трезвым и пробуждённым деятелем, который творит реальный мир и реальную историю и устремлён к высоким духовным целям.

Победим ли мы Игру или она победит нас, убедив в том, что смысл в жизни в бесконечных потребительских играх? Народ, как и во времена Бориса Годунова, безмолвствует. Спасёт ли нас просвещение, которого в нашу эпоху информационного общества нам всем катастрофически не хватает? Но как бы то ни было, все, кто понимают опасность быть раздавленным глобальной игрой, должны выйти из зоны полусна и комфорта на территорию пробуждения. Время больших и малых игр заканчивается. Вот на такие мысли наталкивает прочтение небольшой, но очень ёмкой повести писателя А. Потёмкина «Игрок», перекликающейся через века с другим «Игроком» — романом Достоевского.

Сергей Ключников
кандидат философских наук, главный редактор издательства «Беловодье», психолог